(no subject)

в продолжение этого поста.
Я что хочу сказать... я не Бог, но знаю, что для Бога нет невозможного. И знаю, что нужен момент веры. Ни я, ни кто-либо еще, этого ни проследить, ни оценить вряд ли сможет, это сокрыто в сердце человека и открыто Господу. Само по себе место, любое — супер монастырь, чудотворная икона и пр., что воспринимается чисто по-магически как некое «место силы», совершенно «пусты» для «закрытого сосуда». Вместе с тем, можно сидеть на унитазе в общественном туалете, и открыться, чтобы чудо стало возможным. Просто в «правильном» месте людям обычно это проще — психология. Место типа обязывает, человек настраивает мысли и т.д. хоть как-то. Хотя, «место присутствия Бога» везде :)), не только в специально отведенных для Него местах.
Я просто пытаюсь как-то криво объяснить... что рассчитывать надо не на место, что вот я приеду туда, встану сюда и всё будет. У кого-то будет, у кого-то нет. Рассчитывать можно только на Бога, но и этот расчет специфический... это состояние обращенности к Нему из сердца.
Как Он это сделает, где, через кого — Его промысел. Любая молитва услышана, если она из сердца.
Но любое Его действие или кажущееся нам бездействие надо еще принять...

(no subject)

Интересно, если любой авторитет в своей среде, особенно — фанатичной, выскажет некое общее, вроде бы ничему не обязывающее, не содержащее в прямой форме наставление, приказ и т.д. «мнение», ну, например, тов. Сталин на встрече с товарищами — знаете, железнодорожники мешают нам жить счастливо и строить коммунизм, — вот те весьма предсказуемые последствия слов духовного лидера, к нему лично имеют отношение? :))))

умом Россию не понять...

Наша, людей, ориентированных на Христа, общая проблема в том, что в обычной жизни, особенно, в диалоге или полемике, мы перестаем быть христианами. Мы пытаемся вернуться к этому потом или тогда, когда у нас есть достаточно времени на размышление, не требующее быстрого ответа. Тогда мы еще как-то, иногда не без усилий, вгоняем себя в некие рамки, которые, по нашему мнению, определяют, отделяют «христианское» от «нехристианского». Но позже, когда ситуация повторяется, происходит вновь то же самое.
Иногда плоды воспитания или природная склонность, нрав, характер, могут замещать христианское милосердие, благодушие, миролюбие, но никогда трезвость. Трезвость — плод опыта. Это не аналитический ум, не дедуктивный метод, это возможность различения на совершенно конкретной, усвоенной базе, которая не зависит ни от места, ни от времени, ни от компании. Она не основывается ни на эмоциях, симпатиях, расположении души, ни на трезвом расчете и анализе. Она над всем этим, включая в себя и это. Это рассуждение сердца, свободного от страстей, связывающих ум и навязывающих симпатии и антипатии. И этого мы лишены. И вне этого все наши рассуждения пост фактум — теория, не становящаяся практикой, принадлежностью личности. Мы рассуждаем, рассуждаем, рассуждаем, но всё это в интересной связи — то голова блудит, опьяненная парами сердца, то сердце заходится от того, что слила в него голова, возбужденная брожением. В итоге, мы увлеченно двигаем некую идею, рожденную от этого нездорового союза, при этом умудряясь находить в оправдание и поддержку своих мыслей цитаты из тех, кто был в большей мере свободен от подобных связей. Считая, что мы (они и я) в унисон говорим об одном и том же, основываясь на одном и том же.
Мы соотносим себя не с Христом, а с теми представлениями о христианстве, которые рождены в нашей мутной голове и «тоске душевной», и культивированы внутри той группы единомышленников-единочувственников, с которой себя идентифицируем. Соотнести себя с Христом невозможно ни головой, ни сердцем. «От головы» это просто мораль, этика, от сердца — «розовые сопли», ревность ко всему иному. Это соотношение происходит только в богообщении, молитве, по милости и любви Господа, и результат его — покаяние и радость по Бозе.
Если бы мой взор и слух были обращены внутрь, всматриваясь в тишине в сердца, в то, что происходит и прислушиваясь к голосу, возможно, я произносил бы иные слова или молчал. Возможно, мои собеседники были более восприимчивы и не столь категоричны, отзываясь на мою любовь, а не искали врага своего тщеславия и разрушителя их уютных ракушечных гнездышек. Возможно. Всё возможно с Богом.