(no subject)

Позвонил заказчик, говорит:
— На рынке Украины мы монополисты. Киев ушел с рынка )), есть повод выпить. Они пару лет вообще не обновляли дизайн продукции и количество дизайнов около 150.
— А у нас?
— Первые приколы пр.150 шт., имена 112шт., папирусы пр.500 шт., плакаты, бабочки, именные большие грамоты двойные около 100 шт., лошади-кареты свадебные, новогодние приколы почти 100 шт.... с тысячу наверное.
— Фигасе...
— Одинарные грамоты забыл! А их около 300 шт. индустрия блин... как от тебя многое зависело и зависит . О, гиганты еще двойные были.
— Мдя...
— Перемолотили сколько ))) , вроде как не зря хлеб едим. Аеще были узкие грамоты с котиками и зайчиками,на красном фоне, помнишь?
— Припоминаю )).

Вот же ж... )) И это почти за 7 лет. А еще несколько книг, несколько изданий в качестве гл. художника, «левые» заказы...
А денег как не было, так и нет

Гулял с Тасей нынче...

... а гулял на поле, без поводка, ибо пусто , а к людям она спокойна или залижет до смерти .
Из-за деревьев на другом конце поля вышла семейная парочка— дворняги, сука и кобель. Крупные собаки, как овчарки. Кобель направился к Тасе, ясен пень )), сука решила подождать в сторонке, Тася, увидев их, полетела навстречу. С дворнягами она мирнее мирного, поэтому я спокойно наблюдал.
Надо сказать, что ухаживания Тася не любит )), буч. У нее сразу начинается: блин, ты всё не так делаешь. Давай покажу... И начинается типа любовный прессинг с садистским уклоном. Ласки у нее не барские, скорее скотские. Играли они, играли, смотрю— спутница кобеля начинает волноваться. Осторожно, не спеша, подходит. Когда осталось метров пять, Тася сама к ней подбежала.
— Ну, ты чё приперлась-то?
— Слышь, ты это...
— Чё это?
— Ну, того... мужик-то при бабе.
— Ты что ль баба? Ты чё шуршишь, кулек?
— Да я вобщем-то ничё,- виновато повесила голову дворняга,- я так, на всякий случай. Кобели— они...
И, не договорив, поплелась в сторону, задумавшись о своем, о бабском... Эх, доля ты женская...

По краю поля растет трава. В этом году ее на удивление не косили, поэтому, сейчас она бурыми космами торчит в небо. Есть совсем высокая. И в этой траве залег китайский разведчик... черный-черный кот. Пока «молодые» резвились в подветренной стороны, всё было ничего, но постепенно их игрища сместились туда, куда ветер донес запах лазутчика
. Тася мгновенно забыла о перспектива замужества и метнулась на запах. Благо, рядом стоит группа деревьев, и на одно из них— поржавевший по осени каштан, пулей взлетел кот. Забрался настолько, что Тася до него не допрыгнет , метра на четыре.
Разочарованная погоней Тася вернулась к месту его лежки посмотреть— не остался ли еще кто. Сука, воспользовавшись отлучкой Таси, решила вразумить ненаглядного— подошла к нему и что-то грузила, тот сидел, свесив язык и тупо глядя перед собой в землю . Сука, видать вспомнившая всё былое, выплескивала на него всю тоску несбывшихся надежд юности и зрелых лет, вымещая на этом оболтусе обиду на весь кобелиный род, распаляясь всё больше и больше... В итоге она разошлась настолько, что обратилась с визгом к пролетающей мимо на очередном витке, уткнувшейся носом в траву, Тасе:
— И ты, бл....
Договорить она не успела, поскольку, когда у Таси из-под носа сбегает кошка, с ней лучше не выяснять отношений... В другое время, возможно, она бы выслушала этот «плачь Ярославны», может даже посочувствовала бы, дала бы возможность выплеснуть себе на груди всё, что накипело, но не сейчас...
Била не сильно, почти что любя, без злобы и желания покалечить. В конце-концов, ей тоже есть о чем сожалеть, и адреналин завис на полпути, ища выхода... Досталось и кобелю.
Сука отбежала в сторонку, легла в траву и, зализывая лапу, думала о чем-то своем. Может:
— И на фига я ей всё это выдала? Она-то тоже такая же, хоть и стоит вон придурок, покуривает, типа «крыша», а подложит под кого ни попадя, не спросив— нравиться ли тебе, милая, суженный?
А может:
— Да... жизнь существует для страданий...
Как бы то ни было, Тасю она не интересовала, равно как и не интересовал ее более кобель. Тот попытался вроде напомнить о себе, но был тут же унижен и бесцеремонно оскорблен, послан в известное всем место, причем, тоном, не подразумевающим возражений, двузначности, не оставляющим надежды...
Посмотрев всю эту драму, разыгравшуюся на моих глазах, я докурил, выбросил окурок в лужу, вздохнул... свистнул Тасю, и мы пошли домой— надо было ехать к дочке.