masterwind | (no subject)

Как потопом грубого помола
льется в руки звездная мука.
Не растет печаль на месте голом.
Потолок выравнивают с полом,
поднимая пол до потолка.

Добавляют дрожжевой закваски.
Тесто месят, как минуты мнут.
Гул подземный слушают с опаской.
Скрип полозьев заменяет сказку.
Собирают звезды на снегу.

То ли пыль в глаза, а за – свет застят.
Красного впускают петуха.
Дым столбом – и то во власти власти.
То вечор несказанное «здрасьте»
довело сегодня до греха.

Как шипят обугленные сучья
и зудит зубатая пила!
Садят хлебы в печи, пряча крючья.
Слушают тоскливы однозвучья
и готовят к выносу тела.

Переждать или помочь пожару?
Нет, никак не разберу в дыму.
Наконец-то – хлебы – с пылу-жару.
Песнопенье с улицы – в дому.
Дверь, хозяин, закрывай кошмару.
Кто кого не любит – не пойму.

И не даром низкорослый Моцарт
на высокий взнесся табурет
посмотреть: как позолота трется,
гнется пламя, солнце достается,
как «mein lieber Augustine» поётся
и ревет печное кабаре.

А вода и воздух так похожи,
что не смеет солнце выбирать:
подниматься, сбрасывая вожжи,
иль обратно – в землю – умирать,
и не знает яблонька в рогоже:
раскрываться или зарыдать?

Золотые пышут караваи.
Снег – соленой горкой – на столе.
И, тихонько дверь приоткрывая,
входит луч и песня хоровая
зажигает розу на стекле.

Но спокойно смотрит исподлобья,
распахнувши рока ворота,
на свое высокое подобье
только что сошедшее с креста...

1990